Абсурдность жизни без Бога

Уильям Лейн Крейг (англ. William Lane Craig)

РЕЗЮМЕ

Почему в атеизме жизнь не имеет конечного смысла, ценности и предназначения, и почему это мировоззрение непригодно для жизни.

Необходимость Бога и бессмертия

Человек, как пишет Лорен Айсли, – космический сирота. Он единственное существо во вселенной, кто спрашивает: “Почему?” У других животных есть инстинкты, которые ими управляют, но человек научился задавать вопросы. “Кто я?”, спрашивает он. “Для чего я существую? Куда я направляюсь?”.

Со времен Просвещения, когда он сбросил с себя оковы религии, человек пытался ответить на эти вопросы, не ссылаясь на Бога. Но ответы, которые у него получались были не воодушевляющими, но темными и ужасными.

“Ты случайный побочный продукт природы, следствие материи, времени и случайности. Нет никакой причины для твоего существования. Все, что тебя ждет – смерть”.

Современный человек думал, что, когда он избавился от Бога, он освободился от всего, что его подавляло и сковывало. Вместо этого он обнаружил, что, убив Бога, он заодно убил самого себя. Ведь если нет Бога, жизнь человека становится абсурдной.

Если Бог не существует, то и человек, и вселенная обречены на неизбежную смерть. Человек, как все биологические организмы, должен умереть. Без надежды на бессмертие, жизнь ведет человека только к могиле. Его жизнь не что иное, как искра в бесконечной черноте. Искра, которая вспыхивает, гаснет и исчезает навсегда. Следовательно, каждый должен встретиться лицом к лицу с тем, что теолог Пауль Тиллих называл “угрозой небытия”. Ибо несмотря на то, что я знаю, что я сейчас существую, что я жив, я также знаю, что когда-то больше не буду существовать, что меня больше не будет, что я умру. Эта мысль ошемляюща и угрожающа: только представить, что личность, которую я называю “Я”, перестанет существовать, что меня больше не будет!

Я хорошо помню момент, когда отец впервые сказал мне, что я когда-нибудь умру. Я был ребенком, и эта мысль просто никогда не приходила мне в голову. Когда он мне это сказал, я исполнился страхом и невыносимой грустью. И хотя он потом пытался убедить меня, что это случится еще очень нескоро, это уже не имело значения. Неоспоримый факт заключался в том, что рано или поздно я умру и меня не будет, и эта мысль потрясла меня. Со временем, как и все мы, я просто принял это как должное. Мы все учимся жить с неизбежным. Тем не менее, это детское переживание истинно. Как подметил французский экзистенциалист Жан Поль Сартр, не так важно, осталось ли вам несколько часов или несколько лет, если вы лишились вечности.

Придет ли смерть раньше или позже, эта перспектива и угроза небытия – ужасны. Но мне однажды встретился студент, который не ощущал эту угрозу. Он сказал, что вырос на ферме и привык видеть, как рождаются и умирают животные. Смерть для него была естественной – так сказать, частью жизни. Я был озадачен разницей в наших взглядах на смерть и мне было трудно понять, почему он не чувствует угрозу небытия. Годы спустя, мне кажется, я нашел ответ, читая Сартра. Сартр заметил, что смерть не является угрожающей до тех пор, пока мы ее рассматриваем, как смерть другого человека, со стороны. Только когда мы смотрим на нее от первого лица, от себя – “моя смерть. Именно я умру” – только тогда угроза небытия становится настоящей. Как указывает Сартр, многие никогда не смотрят на смерть от первого лица в течение жизни; человек может даже рассматривать собственную смерть со стороны, от третьего лица, как будто бы это была смерть другого человека или даже смерть животного, как представлял мой друг. Но настоящее экзистенциальное значение моей смерти может быть оценено только в перспективе от первого лица, когда я осознаю, что именно я умру и перестану существовать навечно. Моя жизнь – всего лишь краткий переход из небытия в небытие.

И вселенную тоже ждет смерть. Ученые говорят нам, что вселенная расширяется, и все в ней разлетается дальше и дальше друг от друга. В процессе расширения, вселенная становится холоднее и холоднее, и ее энергия исчерпывается. Со временем все звезды выгорят, и вся материя сожмется в мертвые звезды и черные дыры. Угаснет всякий свет; не останется тепла; не будет больше жизни; только трупы мертвых звезд и галактик, вечно расширяющиеся в бесконечную темноту и холодные пространства космоса — руины вселенной. Итак, не только жизнь каждого отдельного человека обречена на смерть; все человечество обречено на смерть. Нет выхода. Нет надежды.

Абсурдность жизни без Бога и бессмертия

Если Бога нет, человечество и вселенная обречены. Как заключенные, приговоренные к смерти, мы дожидаемся своей неизбежной казни. Нет Бога и нет бессмертия. Что это означает? Это означает, что жизнь сама по себе абсурдна. Это значит, что наша жизнь не имеет конечного значения, ценности или смысла. Давайте рассмотрим это подробнее.

Нет смысла без бессмертия и Бога

Если каждый отдельный человек перестает существовать, когда умирает, то какой конечный смысл может быть у его жизни? Какое имеет значение, существовал ли он вообще или нет? Его жизнь может быть важной относительно других событий, но в чем конечная значимость любых этих событий? Если все эти события бессмысленны, то какой может быть конечный смысл во влиянии на любое событие? В конечном счете, нет никакой разницы.

Посмотрим на это с другой стороны: ученые утверждают, что увселенной было начало в определенный момент прошлого. Предположим, что этого никогда бы не случилось. Предположим, вселенная никогда бы не существовала. Какая, в конечном счете, была бы разница? Вселенная обречена на смерть в любом случае. В конечном счете, не имеет никакого значения, существовала ли когда-то вселенная или нет. Следовательно, у вселенной нет конечной значимости.

Это же относится и к человечеству. Человечество – обреченная раса в умирающей вселенной. Так как человечество со временем перестанет существовать, не имеет значения, существовало ли оно когда-либо или нет. Человечество, таким образом, не более значимо, чем комариный рой или стадо свиней, так как их конечных итог тот же. Тот же слепой космический процесс, который выплюнул их в короткое существование, в итоге поглотит их всех снова.

Это касается и каждого отдельного человека. Вклад ученого в развитие знаний человечества, исследования доктора, чтобы облегчить боль и страдания, усилия дипломата по обеспечению мирного взаимосуществования, героическое самопожертвование хороших людей ради улучшения участи человечества – все это приведет к ничему. В этом весь ужас современного человека: так как он заканчивается ничем, он и есть ничто.

Но важно понимать, что необходимо не одно только бессмертие, чтобы жизнь была осмысленной. Простая длительность существования не делает его осмысленным. Если человек и вселенная бы могли существовать бесконечно, но при этом не было Бога, их существование по-прежнему не имело бы конечной значимости. Поясню для наглядности. Однажды я прочел научно-фантастический рассказ, в котором космонавт очутился на безжизненной глыбе, затерянной в космосе. У него было с собой два флакона: в одном был яд, в другом было зелье бессмертия. Осознав безысходность своего положения, он выпил яд. Но к своему ужасу, он обнаружил, что выпил не тот флакон – он выпил зелье бессмертия. И это означало, что он был приговорен жить бесконечно – бессмысленное, бесконечное существование. И если Бог не существует, то наши жизни именно таковы. Они могли бы продолжаться и продолжаться, и все же оставались бы в конечном счете крайне бессмысленными. Мы по-прежнему могли спрашивать у жизни: “Ну и что?” Поэтому человек нуждается не только в бессмертии, чтобы его жизнь имела конечную значимость; для этого необходим Бог и бессмертие. Но если Бог не существует, то у человека нет ни Бога, ни бессмертия.

Человек двадцатого столетия осознавал это. Прочтите “В ожидании Годо” Сэмюеля Беккета. На протяжении всей пьесы двое ведут банальный разговор в ожидании появлении третьего, но тот так и не приходит. Наши жизни именно таковы, утверждает Беккет; мы лишь убиваем время в ожидании — сами не зная, чего мы ожидаем. В своем трагическом изображении участи человека, Беккет написал другую пьесу, в которой занавес поднимается, открывая публике сцену, заполненную хламом и мусором. Тридцать долгих секунд, в полной тишине, зрители сидят и изумленно смотрят на этот хлам. Затем занавес опускается. Конец.

Французские экзистенциалисты Жан-Поль Сартр и Альбер Камю тоже это понимали. Сартр в своей пьесе “За закрытыми дверями” изобразил жизнь как ад— последней репликой пьесы были слова отчаяния, “Ну, покончим с этим”. Далее Сартр пишет о “тошнотворности” существования. Альберу Камю, также, жизнь виделась абсурдной. В конце его короткой повести “Посторонний”, герой обнаруживает во вспышке прозрения, что у вселенной нет смысла и нет Бога, чтобы придать ей какой-либо смысл.

Итак, если нет Бога, то жизнь сама по себе становится бессмысленной. Человек и вселенная лишены конечного смысла.

Нет конечной ценности без бессмертия и Бога

Если жизнь заканчивается могилой, то нет никакой разницы, жил ли человек как Гитлер или как святой. Так как итог жизни в конечном счете никак не связан с тем, как вел себя человек, вы можете с тем же успехом жить, как вам угодно. Как подметил Достоевский: “Если нет бессмертия, то все дозволено”. Основываясь на этом, писательница Айн Рэнд абсолютно права в своем восхвалении добродетели эгоистичности. Живи только для себя; никому не придется давать отчет за свои поступки! В самом деле, было бы глупо поступать иначе, ведь жизнь слишком коротка, чтобы растрачивать ее на что-либо, кроме как исключительной выгоды для себя. Самопожертвование ради другого человека было бы глупым. Кай Нильсен, философ-атеист, пытавшийся защитить жизнеспособность этики без Бога, в итоге признает:

“Мы не смогли показать, что разум нуждается в моральной точке зрения, или что все по-настоящему разумные люди, не одурманенные мифами или идеологией, не должны быть крайними эгоистами или классическими аморалистами. Разум здесь не является определяющим. Картина, которую я вам обрисовал, неприглядна. Размышление над ней угнетает меня… Чистый практический рассудок, даже с совершенным знанием фактов, не приводит вас к моральности”.[1]

Но проблема становится еще хуже. Так как, несмотря на бессмертие, если нет Бога, то не может быть объективных стандартов добра и зла. И все с чем мы остаемся, как говорит Сартр – это голый, безоценочный факт существования. Моральные ценности являются либо выражением личного предпочтения или побочным продуктом социально-биологической эволюции и воздействия среды. В мире без Бога, кто может утверждать, какие ценности верны, а какие ошибочны? Кто может рассудить, что ценности Адольфа Гитлера хуже ценностей святого? Концепция морали утрачивает какое-либо значение в мире без Бога. Как указывает один современный атеистический исследователь этики,

“утверждать, что что-то морально ошибочно потому, что это запрещено Богом – вполне уместно для тех, кто верит в Бога-законотворца. Но утверждать, что что-то морально ошибочно, хотя не существует никакого Бога, который бы это запрещал – совершенно безосновательно”.

“Концепция морального долга бессмысленна без идеи Бога. Слова остаются, но их смысл исчезает”.[2]

В мире без Бога, не может быть объективного добра или зла, только наши культурные и относительные, субъективные суждения. Это означает, что невозможно осудить войну, угнетение или преступления, как зло. Это также означает, что невозможно восхвалять братство, равенство и любовь, как добро. Так как во вселенной без Бога, добро и зло не существуют—есть лишь голый безоценочный факт существования, и нет никого, кто мог бы заявить, что вы правы, а я неправ.

Нет итоговой цели без бессмертия и Бога

Если смерть стоит с распростертыми объятиями в конце жизненного пути, то в чем цель жизни? Все зря? Нет причины жить? А что насчет вселенной? Является ли и она, в итоге, бессмысленной? Если ее судьбой является холодная могила в бесконечной пустоте космоса, то ответ должен быть – да, она бессмысленна. У вселенной нет ни цели, ни предназначения. Останки мертвой вселенной будут лишь расширяться и расширяться—бесконечно.

А что насчет человечества? Есть ли хоть какое-то предназначение у человечества? Или оно всего лишь однажды исчезнет в забвении безразличной вселенной? Английский писатель Герберт Уэллс предвидел такую перспективу. В его повести “Машина времени” путешественник во времени отправляется в далекое будущее, чтобы узнать судьбу человечества. Все, что он находит – это практически безжизненная Земля, за исключением немногочисленного лишайника и мха, вращающаяся вокруг гигантского красного Солнца. Единственные звуки – это порывы ветра и слабый шелест морских волн.

“Не считая этих безжизненных звуков,” пишет Уэллс, “мир был безмолвен. Безмолвен? Было бы сложно передать его покой и тишину. Все звуки человечества, блеяние овец, крики птиц, жужжание насекомых, шум, который составляет фон нашей жизни – всему этому пришел конец”.[3]

В итоге путешественник во времени вернулся обратно в свое время. Но куда? — всего лишь в более ранний момент бесцельного движения к этому забвению. Когда я, не быв еще христианином, впервые прочел книгу Уэллса, я подумал, “Нет, нет! Все не может закончиться так!”. Но если нет Бога, все закончится именно так, нравится вам это или нет. Это реальность вселенной без Бога: нет надежды; нет предназначения.

Что верно по отношению ко всему человечеству, верно и по отношению к каждому из нас по отдельности: у нас нет здесь предназначения. Если нет Бога, то наша жизнь не отличается принципиально от жизни собаки. Как выразился древний автор книги Экклезиаста:

“Участь сынов человеческих и участь животных – участь одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом, потому что все – суета! Все идет в одно место: все произошло из праха и все возвратится в прах” (Экк 3:19-20).

В этой книге, которая больше похожа на образец современной экзистенциальной литературы, чем на библейскую книгу, автор показывает тщетность удовольствий, богатства, образования, известности, славы и чести в жизни, обреченной на смерть. Его приговор? “Суета сует! Все суета” (1:2). Если жизнь заканчивается могилой, то у нас нет итогового смысла для того, чтобы жить.

Но более того: даже если бы жизнь не заканчивалась смертью, без Бога жизнь по-прежнему была бы лишена смысла. Ведь человечество и вселенная по-прежнему бы оставались капризом случая, выброшенным в существование безо всякой причины. Без Бога вселенная – результат космической случайности, случайного взрыва. Нет никакой причины для ее существования. Что касается человека, он – ошибка природы, слепой продукт материи, времени и случая. Человек всего лишь кусок слизи, который развил в себе рациональность. Как подметил один философ:

“Человеческая жизнь покоится на недочеловеческом пьедестале и должна двигаться лишь только для себя в сердце молчаливой и неразумной вселенной”.[4]

Что является верным по отношению ко вселенной и к человечеству, является верным и для нас, как отдельных личностей. Если Бог не существует, то мы всего лишь выкидыш природы, выброшенный в бесцельную вселенную для бесцельной жизни.

Итак, если Бог не существует, это значит, что человек и вселенная существуют бесцельно—так как конец всему смерть—и они также появились бесцельными, так как они всего лишь слепой продукт случая. Другими словами, жизнь абсолютно бессмысленна.

Осознаете ли вы всю тяжесть и серьезность альтернатив, лежащих перед нами? Если Бог существует, то есть надежда для человека. Но если Бог не существует, то все, что у нас остается – это отчаяние. Понимаете, почему вопрос существования Бога настолько жизненно важен для человека? Как метко выразился один писатель, “Если Бог мертв, то и человек мертв тоже”.

К сожалению, массы людей не осознают этот факт. Они продолжают жить, как будто ничего не изменилось. Мне вспоминается история Ницше о безумце, который рано утром ворвался на рыночную площадь, с фонарем в руке, крича,

“Я ищу Бога! Я ищу Бога!” Так как многие из стоящих там не верили в Бога, его поведение вызвало смех. “Что, Бог потерялся?” – дразнили они его. “Или он спрятался? Или может быть, он уехал в путешествие или эмигрировал!”. Так они кричали и смеялись. Затем, пишет Ницше, безумец повернулся к ним и пронзил их взглядом “Куда делся Бог?” – закричал он, ‘Я отвечу вам. Мы убили его—вы и я. Все мы – его убийцы. Но как мы это сделали? Как мы могли выпить море? Кто дал нам такую губку, чтобы стереть весь горизонт? Что мы сделали, когда мы отцепили эту Землю от Солнца? Куда она теперь движется? Прочь от всех солнц? Разве мы не тонем все время? Назад, вбок, вперед, во всех направлениях? Остался ли какой-то верх или низ? Разве мы не блуждаем, как бесконечное ничто? Разве мы не чувствуем дыхание пустого космоса? Разве оно не стало холоднее? Разве не наступает на все ночь и все больше ночи? Разве не должны быть зажжены фонари по утрам? Разве мы не слышим еще шума копателей могил, хоронящих Бога? Бог мертв… И мы убили его. Как мы, убийцы из убийц, будем утешать себя?”.[5]

Толпа молча смотрела на безумца в изумлении. Наконец, он разбил свой фонарь о землю. “Я пришел слишком рано”, сказал он. “Это страшное событие еще в пути—оно еще не достигло ушей человека”. Люди еще не осознали до конца последствия того, что они сделали, убив Бога. Но Ницше предсказал, что однажды люди осознают логические следствия своего атеизма; и это осознание приведет к эре нигилизма—уничтожения всего смысла и всех ценностей в жизни.

Большинство людей до сих пор не размышляют над последствиями атеизма и так, как толпа на рыночной площади, идут в неведении по своим делам. Но когда мы осознаем, как осознал Ницше, что подразумевает атеизм, то его вопрос со всей тяжестью давит на нас: как мы, убийцы из убийц, будем утешать себя?

Практическая невозможность атеизма

Почти единственное решение, которое может предложить атеист заключается в том, что мы должны встретить лицом к лицу абсурдность жизни и жить отважно. Бертран Рассел, например, написал, что мы должны строить наши жизни на “твердом фундаменте постоянного отчаяния”.[6] Только осознав, что мир действительно ужасное место, мы можем успешно примириться с жизнью. Камю сказал, что мы должны честно признать абсурдность жизни и жить в любви к ближнему.

Фундаментальная проблема у этого решения, однако, заключается в том, что невозможно жить логически последовательно и счастливо с подобным мировоззрением. Если человек живет последовательно, он не будет счастлив; если он живет счастливо, то это только потому, что он непоследователен. Фрэнсис Шеффер хорошо объяснил эту проблему. Современный человек, пишет Шеффер, живет в двухэтажной вселенной. На нижнем этаже у него конечный мир без Бога; здесь жизнь абсурдна, как мы убедились. На верхнем этаже у него смысл, ценности и цели. Сейчас современный человек живет на нижнем этаже, потому что он верит, что Бога нет. Но он не может жить счастливо в таком абсурдном мире; поэтому он постоянно делает прыжки веры на верхний этаж, чтобы утвердить смысл, ценности и цели, хотя у него нет на это права, так как он не верит в Бога.

Итак, давайте снова рассмотрим каждую из трех областей, в которой мы увидели абсурдность жизни без Бога, чтобы показать, как человек не может жить последовательно и счастливо со своим атеизмом.

Смысл жизни

Сначала рассмотрим область смысла. Мы убедились, что без Бога у жизни нет смысла. Несмотря на это, философы продолжают жить, как будто у жизни все-таки есть смысл. Например, Сартр утверждал, что человек может создать смысл для своей жизни, свободно выбирая тот или иной способ жизни. Сартр для себя выбрал марксизм.

Но это в высшей степени непоследовательно. Непоследовательно утверждать, что жизнь объективно абсурдна и затем утверждать, что человек может создать смысл для своей жизни. Если жизнь в самом деле абсурдна, то человек замурован на нижнем этаже. Попытка создать смысл жизни представляется прыжком на верхний этаж. Но у Сартра нет основания для этого прыжка. Без Бога, не может быть объективного смысла жизни. Предложение Сартра является, по сути, упражнением в самообмане. Сартр на самом деле говорит, “Давайте притворимся, что у вселенной есть смысл”. Но это лишь самообман.

Проблема в том, что если Бог не существует, то жизнь объективно бессмысленна; но человек не может жить последовательно и счастливо, зная, что жизнь бессмысленна; поэтому чтобы быть счастливым, он притворяется, что у жизни есть смысл. Но это, конечно, крайне непоследовательно — ведь без Бога, человек и вселенная лишены объективного значения.

Ценность жизни

Перейдем теперь к проблеме ценности. Здесь мы можем наблюдать самые вопиющие непоследовательности. В первую очередь, атеистические гуманисты полностью непоследовательны в утверждении традиционных ценностей братства. Камю подвергался совершенно справедливой критике за то, что непоследовательно держался и за абсурдность жизни и за этику любви к человеку и братства. Эти две вещи логически несовместимы. Бертран Рассел тоже был непоследователен. Так как несмотря на то, что он был атеистом, он был искренним социальным критиком, осуждающим войны и ограничение сексуальных свобод. Рассел признавал, что он не мог жить так, как будто этические ценности были лишь делом личного вкуса, и что он таким образом осознавал, что его собственные взгляды “невероятны”. “Я не знаю решения”, признался он”.[7] Проблема в том, что если нет Бога, то объективные добро и зло не могут существовать. Как сказал Достоевский, “все дозволено”.

Но Достоевский также показал, что человек не может так жить. Человек не может жить так, как будто полностью приемлемо для солдат убивать невинных детей. Человек не может жить так, будто допустимо, чтобы диктаторы вроде Пола Пота истребляли миллионы своих сограждан. Все в нем кричит, чтобы сказать, что эти действия дурны, по-настоящему злы. Но если нет Бога, он не может этого сделать. И поэтому он делает прыжок веры и все равно утверждает ценности. И когда он это делает, он проявляет неадекватность мира без Бога.

Ужас мира, лишенного ценности, проявился для меня с новой силой несколько лет назад, когда я смотрел документальный фильм BBC под названием “The Gathering”. Фильм был посвящен воссоединению в Иерусалиме людей, переживших Холокост. Там, в Иерусалиме они снова нашли своих утраченных друзей и делились воспоминаниями. Одна женщина-заключенная, работавшая в лагере медсестрой, рассказала, что ее назначили гинекологом в Освенциме. Она наблюдала, как беременные женщины были отобраны солдатами под руководством доктора Менгеле и отправлены жить в один барак. Прошло некоторое время и она заметила, что больше нигде нет этих женщин. Она навела справки. “Где те беременные женщины, которых разместили в этом бараке?” “Вы не слышали?” был ответ. “Доктор Менгеле использовал их для вивисекции”.

Другая женщина рассказала, как Менгеле перевязал ее грудь так, чтобы она не могла кормить своего младенца. Доктор хотел узнать, как долго может прожить младенец без кормления. В отчаянии, эта бедная женщина пыталась спасти своего ребенка, давая ему куски хлеба, размоченные в кофе, но все было тщетно. Каждый день ребенок терял вес – факт, который был внимательно протоколирован доктором Менгеле. Затем медсестра пришла втайне к этой женщине и сказала ей, “Я организовала для Вас возможность побега отсюда, но Вы не можете взять ребенка с собой. Я принесла дозу морфина, которую Вы можете вколоть ему, чтобы прекратить его жизнь”. Когда женщина запротестовала, медсестра настояла: “Послушайте, Ваш ребенок все равно умрет. По крайней мере, спаситесь сами”. И эта мать убила своего собственного ребенка. Доктор Менгеле был в ярости, когда узнал, что утратил свой экспериментальный образец, и он отыскал среди трупов выброшенный труп ребенка, чтобы он мог в последний раз его взвесить.

Мое сердце разрывалось от этих историй. Один раввин, переживший концлагерь, выразительно подытожил, сказав, что в Освенциме будто существовал мир, в котором все десять заповедей были вывернуты наизнанку. Человечество никогда не видело такого ада.

И все же, если Бог не существует, то в некотором роде, весь наш мир – Освенцим: нет абсолютного добра и зла; все дозволено. Но ни один атеист, ни один агностик не может жить последовательно с такой точкой зрения. Сам Ницше, который провозгласил необходимость жить за гранью добра и зла, порвал со своим ментором Рихардом Вагнером как раз из-за того, что композитор был антисемитом и ярым немецким националистом. Подобно ему Сартр, описывая последствия Второй мировой войны, осудил антисемитизм, объявив, что доктрина, которая ведет к истреблению не является просто мнением или делом вкуса, равноценным обратному мнению.[8] В своем важном эссе “Экзистенциализм – это гуманизм”, Сартр тщетно пытается избежать противоречия между своим отрицанием предустановленных ценностей и своим сильным стремлением утвердить ценность человеческой личности. Как и Рассел, он не мог жить с последствиями своего собственного отрицания этических абсолютов.

Вторая проблема заключается в том, что если Бог не существует и нет бессмертия, то все злодеяния людей остаются безнаказанными, а все самопожертвование хороших людей остается невознагражденным. Но кто может жить с таким мировоззрением? Ричард Вурмбранд, которого пытали за его веру в коммунистической тюрьме, говорит,

“В жестокость атеизма трудно поверить, когда у человека нет веры в вознаграждение добра и наказание зла. Нет причины быть человеком. Нет пределов глубинам зла, которые есть в человеке. Коммунистические палачи часто говорили, ‘Нет Бога, нет жизни после смерти, нет наказания за зло. Мы можем делать, что захотим.’ Я даже слышал, как один мучитель сказал, ‘Я благодарю Бога, в которого не верю, что я дожил до этого времени, когда я могу выразить все зло в моем сердце.’ Он выразил его в невероятной жестокости пыток, обрушившихся на заключенных”.[9]

То же относится к актам самопожертвования. Несколько лет назад, посреди зимы произошла ужасная авиакатастрофа, в которой самолет, летящий из вашингтонского аэропорта, врезался в мост на реке Потомак, обрушив пассажиров в ледяную воду. Когда прилетели спасательные вертолеты, внимание было приковано к мужчине, который снова и снова подталкивал сброшенную веревочную лестницу к другим пассажирам, вместо того, чтобы спасаться самому. Шесть раз он пропустил возможность забраться по лестнице. Когда они прилетели снова, его уже не было. Он добровольно отдал свою жизнь, чтобы другие могли жить. Глаза всей страны были обращены на этого человека в уважении и восхищении за самоотверженный и хороший поступок, который он совершил. Но все же, если атеист прав, этот человек не был благороден—он поступил наиглупейшим образом. Ему следовало забраться по лестнице самому, отталкивая других, если это было бы необходимо для выживания. Но умереть за людей, которых он даже не знал, пожертвовав своей единственной жизнью, которая у него была—для чего? У атеиста не может быть на это разумного ответа. И все же, атеист, как и все остальные, инстинктивно ощущает восхищение поступком этого человека. В самом деле, вряд ли можно найти атеиста, который живет в полном соответствии со своими взглядами. Потому что вселенная без моральной отчетности и лишенная ценности непредставимо ужасна.

Цель жизни

Наконец, давайте рассмотрим проблему цели в жизни. Единственная возможность жить счастливо для большинства людей, которые отрицают смысл жизни – это либо выдумать какой-то смысл, что является самообманом, как мы убедились на примере Сартра, либо не доводить их мировоззрение до логического конца. Например, взять проблему смерти. Согласно Эрнсту Блоху, единственный способ для современного человека жить перед лицом смерти – это подсознательно одалживать веру в бессмертие, которой придерживались его предки, даже хотя у него нет базиса для такой веры, ведь он не верит в Бога. Одалживая остатки веры в бессмертие, пишет Блох,

“современный человек не ощущает пропасть, которая постоянно окружает его, и которая неизбежно поглотит его в конце. С помощью этих остатков возникает впечатление, что человек не погибает, что просто когда-то мир больше не будет видимым для него”.

Блох заключает,

“Эта довольно поверхностная храбрость питается за счет одолженной кредитной карты. Она живет за счет надежд прошлого и поддержки, которую они когда-то предоставляли”.[10]

Современный человек больше не имеет права на эту поддержку, так как он отвергает Бога. Но чтобы жить с осмысленной целью, он делает прыжок веры, чтобы утвердить цель жизни.

Мы часто обнаруживаем такую же непоследовательность среди тех, кто говорит, что человек и вселенная появились случайно, без какой-либо причины или цели. Не имея возможности жить в безличностной вселенной, в которой все является результатом слепого случая, эти люди начинают приписывать личностность и мотивы физическим процессам. Этот странный способ мышления представляет собой прыжок из нижнего этажа на верхний.

Например, Фрэнсис Крик в середине своей книги “Происхождение генетического кода” начинает писать природа с большой буквы П, а в другом месте говорит об естественном отборе как об “умном” и как о “думающем”, что будет делать. Фред Хойл, английский астроном, приписывает самой вселенной качества Бога. Для Карла Сагана “Космос”, который он всегда пишет с большой буквы, очевидно выполняет роль заменителя Бога. Хотя все эти люди заявляют о своем неверии в Бога, они протаскивают заменителя Бога через черный ход, потому что они не могут вынести жизни во вселенной, в которой все является результатом безличных сил.

И интересно подметить, что многие мыслители предают свои взгляды, когда они доводятся до своего логического завершения. Например, некоторые феминисты подняли бурю протеста против сексуальной психологии Фрейда, потому что она шовинистическая и унизительная для женщин. И некоторые психологи уступили и пересмотрели свои теории. Но это крайне непоследовательно. Если фрейдианская психология на самом деле верна, то не имеет никакого значения, унизительна ли она для женщин. Невозможно поменять истину только потому, что вам не нравится, какие из нее следуют выводы. Но люди не могут жить последовательно и счастливо в мире, в котором другие люди обесцениваются. И все же, если Бог не существует, то ни у кого нет никакой ценности. Только если Бог существует, человек может последовательно отстаивать права женщин. Ведь если Бог не существует, то естественный отбор диктует, что самец является более доминантным и агрессивным. У женщин в этом случае не больше прав, чем прав у козы или у курицы. В природе что бы ни было, то правильно. Но кто может жить с такими взглядами? Очевидно, даже фрейдианские психологи не могут жить с такими взглядами, предавая собственные теории, когда они доводятся до их логического завершения.

Или возьмем социологический бихевиоризм Б.Ф. Скиннера. Его взгляды приводят к виду общества, описанному в книге Джорджа Оруэлла “1984”, в которой государство контролирует и программирует мысли всех граждан. Если теории Скиннера верны, то не может быть никаких возражений против того, чтобы обращаться с людьми, как с крысами в экспериментах Скиннера, когда они бегут через лабиринт, мотивируемые едой и электрическими ударами. Согласно Скиннеру, все наши действия в любом случае предопределены. И если Бог не существует, то не может быть выдвинуто никакого морального возражения против такого рода программирования, так как человек принципиально не отличается от крысы, ведь и крыса, и человек – всего лишь материя плюс время плюс случай. Но опять же, кто может жить с такими бесчеловечными взглядами?

Или наконец, возьмем биологический детерминизм Фрэнсиса Крика. Логический вывод из него заключается в том, что человек подобен любому другому подопытному субъекту. Мир ужаснулся, когда узнал, что в лагерях вроде Дахау нацисты использовали заключенных для медицинских экспериментов на живых людях. Но почему нет? Если Бог не существует, не может быть возражений против использования людей как подопытных кроликов. Итогом такого взгляда является популяционный контроль, в котором слабые и нежелательные особи убиваются, чтобы освободить место для сильных. Но чтобы мы могли последовательно возражать против таких взглядов, необходимо существование Бога. Только если Бог существует, может быть смысл в жизни.

Таким образом, дилемма современного человека воистину ужасна. И до тех пор, пока он отрицает существование Бога и объективность ценности и смысла, эта дилемма остается нерешенной и для “постмодернистского” человека тоже. В самом деле, именно осознание того, что модернизм неизбежно приводит к абсурдности и отчаянию, составляет тоску пост-модернизма. В некоторых отношениях, постмодернизм всего лишь является осознанием банкротства идей модернизма. Атеистическое мировоззрение недостаточно для счастливой и последовательной жизни. Человек не может жить последовательно и счастливо, считая, что у жизни в конечном счете нет смысла, ценности и значения. Если мы попытаемся жить последовательно, в соответствии с атеистическим мировоззрением, мы обнаружим себя крайне несчастными. Если вместо этого нам удается жить счастливо, это только в результате самообмана и непоследовательности с нашим мировоззрением.

Столкнувшись с этой дилеммой, человек барахтается в поисках выхода. В примечательном обращении к Американской Академии Продвижения Науки в 1991-м году, доктор Л. Д. Рю, столкнувшись с трагическим положением современного человека, храбро заявил, что нам следует обмануть себя “ложью во спасение”, чтобы убедить себя в том, что мы и вселенная по-прежнему имеют смысл и ценность.[11] Утверждая, что “самый значительный урок последних двух веков в том, что верен интеллектуальный и моральный релятивизм”, доктор Рю размышляет о том, что последствие такого осознания в том, что стремление человека к личной целостности или самореализации и стремление к общественному порядку становятся независимыми друг от друга. Это лишь потому, что в рамках релятивистского мировоззрения стремление к самореализации становится радикально приватизированным: каждый человек выбирает свой собственный набор ценностей и смысла. Если мы стремимся избежать варианта “сумасшедшего дома”, в котором самореализация преследуется вне зависимости от интересов общества, и варианта тоталитаризма, в котором общественные интересы утверждаются в ущерб личной самореализации, то у нас не остается выбора, кроме как принять какую-то ложь во спасение, которая будет вдохновлять нас жить за рамками эгоистичных интересов и таким образом, достигать общественного порядка. Ложь во спасение “это такая ложь, которая обманывает нас, и мотивирует нас стремиться к чему-то помимо своих личных интересов, помимо эго, помимо семьи, нации и расы”. Это ложь, потому что она говорит нам, что вселенная имеет ценность (что является выдумкой), потому что она делает утверждение об универсальной истине (хотя такой истины нет), и потому что она говорит мне не жить ради себя (но это очевидно неверно). “Но без такого самообмана мы не можем жить”.

Это страшный приговор современному человеку. Чтобы выжить, он должен жить в самообмане. Но даже вариант с ложью во спасение в конце концов не работает. Чтобы быть счастливым, человеку нужно верить в объективный смысл, ценность и цель. Но как может человек верить в эту ложь во спасение, если он одновременно верит в атеизм и релятивизм? Чем больше вы приходите к необходимости лжи во спасение, тем меньше вы способны в нее поверить. Как плацебо, ложь во спасение работает только на тех, кто верит, что это не ложь, а правда. Как только мы раскусили этот обман, ложь потеряла свою силу над нами. Таким образом, по иронии судьбы, ложь во спасение не может спасти человека из его трагичного положения, если он способен видеть трагичность своего положения.

Вариант с ложью во спасение, таким образом, в лучшем случае приводит к обществу, в котором элитная группа просвещенных обманывает массы ради их собственного блага, утверждая эту ложь во спасение. Но тогда зачем кому-то из нас, кто просвещен, следовать массам в их самообмане? Зачем нам жертвовать своими интересами ради фикции? Если самый большой урок последних двух столетий в том, что верен моральный и интеллектуальный релятивизм, то зачем нам притворяться (даже если бы мы могли это сделать), что мы не знаем этой правды и жить в самообмане? Если кто-то ответит “ради интересов общества”, человек может резонно спросить, почему это он должен жертвовать своими интересами ради интересов общества? Единственный ответ, который может дать релятивист – это что интересы общества и в моих интересах—но проблема с этим ответом в том, что мои интересы и интересы общества далеко не всегда совпадают. Кроме того, если (исходя из своих интересов) мне безразличны интересы общества, у меня всегда остается вариант с тоталитаризмом: забыть о лжи во спасение и поддерживать общественный порядок (и мою самореализацию) в ущерб личной самореализации масс. Рю несомненно бы счел такой вариант отвратительным. Но в этом и заключается загвоздка. Дилемма доктора Рю в том, что он очевидно глубоко ценит и общественные интересы, и личную самореализацию как самоценности; другими словами, они являются объективными ценностями, которые согласно его философии не могут существовать. Он уже запрыгнул на верхний этаж. Ложь во спасение таким образом утверждает то, что отрицает, и таким образом, опровергает сама себя.

Успех библейского христианства

Но если атеизм терпит крах в этом отношении, как насчет библейского христианства? Согласно христианскому мировоззрению, Бог существует, и жизнь человека не заканчивается могилой. После воскрешения человек может наслаждаться вечной жизнью и отношениями с Богом. Библейское христианство, таким образом, выполняет два условия, необходимые для осмысленной, ценной и целенаправленной жизни для человека: Бог и бессмертие. Благодаря этому, мы можем жить последовательно и счастливо. Итак, библейское христианство преуспевает именно там, где атеизм терпит поражение.

Заключение

Я хочу прояснить, что я еще не продемонстрировал, что библейское христианство истинно. Но что я сделал – это наглядно показал альтернативы. Если Бог не существует, то жизнь бессмысленна. Если Бог Библии существует, то жизнь имеет смысл. Только одна из этих альтернатив позволяет нам жить счастливо и последовательно. Таким образом, мне кажется, что, если даже доказательства истинности этих двух альтернатив были бы совершенно равносильными, рациональному человек следовало бы выбрать библейское христианство. Мне представляется крайне нерациональным предпочитать смерть, бессмысленность и отчаяние жизни, осмысленности и счастью. Как сказал Паскаль, терять нам нечего, но мы можем приобрести вечность.

Ссылки и примечания

[1] Kai Nielsen, "Why Should I Be Moral?" American Philosophical Quarterly 21 (1984): 90.

[2] Richard Taylor, Ethics, Faith, and Reason (Englewood Cliffs, NJ: Prentice Hall, 1985), 90, 84.

[3] H.G. Wells, The Time Machine (New York: Berkeley, 1957), chap. 11.

[4] W.E. Hocking, Types of Philosophy (New York: Scribner's, 1959), 27.

[5] Friedrich Nietzsche, "The Gay Science," in The Portable Nietzsche, ed. and trans. W. Kaufmann (New York: Viking, 1954), 95.

[6] Bertrand Russell, "A Free Man's Worship," in Why I Am Not a Christian, ed. P. Edwards (New York: Simon & Schuster, 1957), 107.

[7] Bertrand Russell, Letter to the Observer, 6 October, 1957.

[8] Jean Paul Sartre, "Portrait of the Antisemite," in Existentialism from Dostoyevsky to Satre, rev. ed., ed. Walter Kaufmann (New York: New Meridian Library, 1975), p. 330.

[9] Richard Wurmbrand, Tortured for Christ (London: Hodder & Stoughton, 1967), 34.

[10] Ernst Bloch, Das Prinzip Hoffnung, 2d ed., 2 vols. (Frankfurt am Main: Suhrkamp Verlag, 1959), 2:360-1.

[11] Loyal D. Rue, "The Saving Grace of Noble Lies," address to the American Academy for the Advancement of Science, February, 1991.